Философия науки

Существует четыре рода альтернативных концепций, объясняющих взаимоотношения науки и философии: 1) натурфилософская, 2) позитивистская, 3) антиинтеракционистская и 4) диалектическая. В чем суть каждой из них?

Натурфилософская до середины XIX в. пользовалась почти всеобщим признанием не только философов, но и ученых (основной труд И. Ньютона по классической механике назывался «Математические начала натуральной философии»). «Философия – наука наук», «Философия – царица наук», «Любая частная наука суть прикладная философия» – согласно данным формулам, «всеобщие истины» философии по гносеологическому статусу выше истин наук. Философия первична по отношению к науке, в первую очередь, естествознанию как с точки зрения генезиса («философия – мать всех наук»), так и в плане функционирования, ибо философские идеи онтологически более фундаментальны в сравнении с самыми общими естественнонаучными теориями. Сегодня рецидивы чисто логического выведения и обоснования научных теорий из философских концепций встречаются крайне редко, главным образом среди доморощенных графоманов – строителей «систем мира». Однако «натурфилософская ностальгия» по «руководящей роли» была присуща и таким мощным философским концепциям XX в., как неотомизм и неогегельянство, и ортодоксальному диалектическому материализму (достаточно напомнить характер взаимоотношений марксистско-ленинской философии с теорией относительности, квантовой механикой, генетикой, кибернетикой, теорией систем, математической логикой).

Другой весьма распространенной концепцией взаимосвязи науки и философии является позитивистская. В лозунгах «Наука – сама себе философия», «Физика, берегись метафизики» выражена установка на самодостаточность науки и его независимость от философии («метафизики») как всеобщей теории бытия и познания. Сформулированная и обоснованная впервые в 30-х годах XIX в. французским философом О. Контом позитивистская концепция свидетельствовала не только об усилении роли науки в европейской культуре Нового времени, но и о стремлении общества резко ускорить научно-технический прогресс. Науке нужно было предоставить большую свободу, онтологическую и методологическую автономию не только по отношению к религии (в основном достигнутую к началу XIX в.), но и к философии («вторая волна» идеологического освобождения науки). Согласно позитивистам, польза от тесной связи с философией для науки проблематична, а вред несомненен. Для научных теорий единственным, пусть и не абсолютно надежным, критерием их истинности должна быть только степень и соответствия данным опыта, результатам систематического наблюдения эксперимента.

Общие программные требование позитивизма не сложны:

1. Утверждение примата науки и естественнонаучного метода.

2. Абсолютизация каузальности (причинно-следственных отношений).

3. Построение естественных и социально-гуманитарных наук на единых естественнонаучных принципах

4. Вера в бесконечный рост науки и научной рациональности.

Позитивизм предстаёт как идейное или интеллектуальное течение, охватившее многообразные сферы деятельности – не только науку, но и политику, педагогику, философию, историографию. Считается, что позитивизм расцвел в Европе в период относительно стабильного развития, в эпоху спокойствия, когда она вступила в индустриальную стадию своего развития. Быстрые успехи в самых различных областях знания: математики, химии, биологии и, конечно же, физики – делали науку всё более и более популярной, приковывающей к себе всеобщее внимание. Научные методы завладевают умами людей, престиж ученых повышается, наука превращается в социальный институт, отстаивая свою автономию – специфические принципы научного исследования. Научные открытия с успехом применяются в производстве, отчего преображается весь мир, меняется образ жизни. Прогресс становится очевидным и необратимым. Позитивизм возвеличивал успехи науки – и не без оснований. Великолепные математики, среди которых Риман, Лобачевский, Клейн, не менее блестящие физики: Фарадей, Максвелл, Герц, Гельмгольц, Джоуль и другие, микробиологи Кох и Пастер, а также эволюционист Дарвин своими исследованиями содействуют возникновению новой картины мира, где все приоритеты отданы науке. На протяжении XIX в. многие науки превзошли пики своего предшествующего развития. Теория о клеточном строении вещества повлекла за собой генетику Грегора Менделя. На стыке ботаники и математики были открыты законы наследственности. Пастер доказал присутствие в атмосфере микроорганизмов – бактерий, а также способность их разрушения под воздействием стерилизации – высокой температуры. Микробиология победила распространенные инфекционные болезни; на основе открытия электропроводимости появился телефон.

Как показала новейшая история науки, позитивистская концепция, хотя и отражает научную практику многих успешно работающих ученых (как правило, не знающих сколько-нибудь глубоко философию и тем не менее получающих блестящие эмпирические и теоретические результаты), в целом является ложной. Прежде всего потому, что большинство создателей научных концепций XX века (Эйнштейн, Бор, Гейзенберг, Борн, Вернадский, Винер, Пригожин и др.) сознательно использовали когнитивные ресурсы философии и при выдвижении, и при обосновании новых исследовательских программ, демонстрируя необходимость и эффективность обращения ученых к профессиональным философским изысканиям. Что заставляло их действовать таким образом?

·        Четкое осознание того, что научные теории не выводятся логически из эмпирического опыта, а свободно конструируются (изобретаются) мышлением и надстраиваются над опытом в качестве объясняющих его схем.

·        Понимание того, что один и тот же эмпирический опыт может быть в принципе хорошо совместим с разными (часто взаимоисключающими) теоретическими схемами (волновая и корпускулярная теория света, номологическое и стохастически-случайное объяснение биологической эволюции и т.п.).

Поскольку локальный эмпирический опыт (а он всегда «локален») принципиально не дает достаточных оснований сделать выбор в пользу той или иной научной теории, то весьма разумно использовать в качестве дополнительного фактора, влияющего на предпочтение одной из них, соответствие проверенным времени философским идеям.

Помимо этого, соответствие научных теорий определенным философским концепциям способствует достижению единства человеческой культуры, ее обозреваемости и управляемости как целого. «Вписывание» (с помощью философии как универсального теоретического языка) той или иной научной концепции в наличную культуру в качестве ее органического элемента придает ей статус онтологической подлинности, ибо культура есть та главная и тотальная реальность, в которой человек непосредственно живет.

Необходимо со всей серьезностью подчеркнуть, что, хотя позитивистская концепция в современной теоретической философии кредитом доверия уже не пользуется (она поставлена под сомнение и «изжила» себя с помощью внутренней и внешней критики), позитивизм отнюдь не преодолен и постоянно воспроизводится среди ученых в качестве стихийного умонастроения. Для этого имеются серьезные основания, в частности, структурированность самой научной деятельности, подавляющую часть которой (более 90%) занимают эмпирические и прикладные исследования и разработки, успех в которых, действительно, напрямую никак не связан с обращением к философским темам. Эта особенность структуры научного познания составляет объективную основу безразличного или даже негативного отношения значительной части ученых к философии. Позитивизм, однако, не прав в главном – в абсолютизации подобной установки и распространении ее на всю научную деятельность. Ибо можно уверенно сказать, что без тех 3% ученых-теоретиков, которые находятся с ней в постоянном контакте, создают новые фундаментальные направления и программы научных исследований и тем самым задают определенный вектор развития науки, прогресс в науке невозможен ни сегодня, ни в будущем.

Справедливости ради следует отметить, что классики позитивизма считали вредным для развития науки его контакт не с философией вообще, а со старой, умозрительной, ненаучной философией («метафизикой»). Многие из них верили в возможность построения «хорошей», научной философии. По их мнению, такая философия возможна лишь в том случае, если не будет отличаться от частных наук по своему методу, т.е. выделяться среди остальных только своим предметом. Считалось, что такого рода позитивная философия могла бы стать действительно полезной ученым разных специальностей в успешном выполнении ими научной работы.

Как показал анализ различных вариантов «научной философии», они страдают двумя коренными недостатками: явно или неявно опираются на те самые философские идеи, которые отвергаются как бессмысленные; либо являются малоэффективными с точки зрения возможностей своего применения в реальной научной практике.

Одной из весьма распространенных концепций соотношения науки и философии является антиинтеракционистская, провозглашающая их абсолютное культурное равноправие и суверенность, «дуализм». Развитие науки и философии идет как бы по параллельным курсам и в целом независимо друг от друга. Сторонники философии жизни, экзистенциалистской философии, философии культуры и др. полагают, что философия и наука имеют свои, совершенно несхожие предметы и методы, исключающие саму возможность сколько-нибудь существенного их взаимовлияния.

С этой точки зрения предметом философии является вовсе не мир и его законы и даже не сознание как особая (психическая) реальность, а отношение человека к окружающим событиям, Богу, космосу (природе, обществу, другим людям) и, наконец, к самому себе.

Отношение человека к миру и осознание им смысла своего существования никак не выводятся из знания окружающего мира, а задаются некой системой ценностей, представлений о добром и злом, значимом и пустом, о святом, непреходящем и тленном. Мир ценностей и рефлексия над этим миром, не имеющим никакого отношения к существованию и содержанию физического мира, – вот главный предмет философии с позиций антиинтеракционистов. Может ли философ для решения этих проблем почерпнуть что-нибудь из науки, его многообразных и зачастую альтернативных концепций? Ответ антиинтеракционистов отрицателен. Философу – философствовать, а ученому – изучать. Более того, все «философы жизни» вполне серьезно утверждают, что тесная связь философии с наукой не только не помогает, но и вредит философии в решении ее проблем, так как приводит к подмене опыта переживания ценностей. Излишне сосредоточиваясь на познании объективного мира и его законов, мы неизбежно уходим от познания самих себя, предаем самих себя ради познания чего-то внешнего. «Наблюдение над жизнью», знакомство с человеческой историей, опыт личных переживаний – гораздо более значимый материал для решения философией своих проблем, нежели знание научных законов и теорий. Семантически строгий, логически жесткий язык науки, ее общезначимые стандартные процедуры введения терминов чужды философии, которой ближе метафорический язык художественной литературы, музыки, поэзии, живописи с их демонстрацией конструктивной свободы человеческого сознания и его творческой природы. Никакая система ценностей не может стать для человека истинной до тех пор, пока не будет лично пережита на его собственном уникальном опыте. В отличие от научной истины, внешним опытом удостоверяемой и многократно воспроизводимой разными учеными, философское утверждение получает статус истины только в результате интимного, индивидуального переживания, личного порождения. Сократовский диалог, экзистенциалистско-философское эссе, августиновско-паскалевские «Исповеди» и «Опыты» Монтеня – лишь повивальные инструменты, «техники» индивидуального, личностного рождения философской истины.

С точки зрения антиинтеракционистов, не только наука ничего не может дать философии для решения ее проблем, но и философия ничего не может дать науке, ибо предметы и методы у них совершенно разные: выражение «научная философия» так же противоречиво, как и понятие «философская наука».

Наконец, нужно сказать еще об одной концепции взаимосвязи науки и философии, которая может быть названа диалектической. С нашей точки зрения, она является наиболее корректной из всех вышеперечисленных. Её суть в утверждении внутренней, необходимой, существенной взаимосвязи между наукой и философией, начиная с момента их появления, а также диалектического механизма взаимодействия научного и философского знания.

Хорошо известно, что многие мыслители одинаково успешно проявляли себя и на философском поприще, и в области науки, равно как и то, что многие выдающиеся ученые-теоретики написали немало блестящих книг по философии в целом и по философским проблемам естествознания.

Однако доказательство внутренней необходимой связи науки и философии лежит не в плоскости анализа частоты обращения ученых к философскому знанию при решении своих научных проблем, а в анализе возможностей и предназначения конкретных наук и философии, их предметов и характера решаемых проблем. Предмет философии – всеобщее как таковое. Идеальное всеобщее – цель и душа философии. При этом философия исходит из возможности постигнуть это всеобщее рационально-логически, внеэмпирическим путем. Предметом научной дисциплины является единичное, то есть конкретный фрагмент реальности, эмпирически и теоретически полностью контролируемый, а потому практически осваиваемый.

Характер внутреннего взаимоотношения философии и частных наук имеет диалектическую природу, являя пример диалектического противоречия, стороны которого одновременно предполагают и отрицают, а потому необходимым образом дополняют друг друга в рамках некоего целого. Таким целым выступает человеческое познание со сложившимся в нем исторически разделением труда, имеющим под собой оптимизационно-адаптивную экономическую основу эффективной организации человеческой деятельности. В этом труде познания окружающей действительности философия акцентирует в своем предмете моделирование всеобщих связей и отношений мира и человека ценой абстрагирования от познания частного и единичного. Наука же направляет свою когнитивную энергию на познание частного предмета, изучая его во всех деталях и структурных срезах. Наука сознательно ограничивается познанием отдельного, относительно которого возможно эмпирически собирать, количественно моделировать и контролировать достаточно полный и потому впоследствии используемый практически объем информации. С точки зрения познания действительности как целого, и философия, и частные науки одинаково односторонни. Но объективная действительность как таковая безразлична к способам ее познания человеком, она суть единство всеобщего, особенного и единичного. Всеобщее в ней существует не иначе, как через особенное и единичное, а единичное и особенное – не что иное, как проявление всеобщего. Поэтому адекватное познание действительности – что составляет высшую теоретическую и практическую (биологически-адаптивную) задачу человечества – требует дополнения и «взаимопросвечивания» результатов философского и частнонаучного познания.

В отличие от натурфилософского и позитивистского редукционизма, стремления подчинить науку философии в первом случае и философию науке – в другом, диалектическая концепция настаивает на равноправии философии и науки как взаимодействующих систем знания, на когнитивной привлекательности каждой из них, на уважительном и партнерском отношении между ними (минусы и плюсы каждого стоят друг друга).

Несмотря на то, что сейчас наука и философия отделены друг от друга и кажется, что наука прекрасно обходится без философских учений, на самом деле вся научная деятельность насыщена философскими принципами и предположениями. Научный поиск вообще невозможен без поддержки со стороны «живой», работающей философии, которую использует любой ученый в своей деятельности, осознает он это или не осознает. Великий немецкий философ и ученый Г.В. Лейбниц указывал, что философией пропитана буквально вся человеческая деятельность, что огромная масса понятий пришла из философии и что «именно из них состоят почти все наши рассуждения, и не только теологи и философы, но и политики и врачи после каждого третьего слова вынуждены употреблять нечто метафизическое и выходящее за пределы физических ощущений»